Валентина Несанелене,
секретарь церковно-археологического кабинета
Свято-Троицкого Антониево-Сийского монастыря
«Красный городок» и «Красные выселки» на Михайловом озере
Декретом Совнаркома от 23 января 1918 года Церковь была отделена от государства и школа от Церкви. Церковное имущество национализировано, земли и недвижимость изъяты. По всей России шел процесс ликвидации монастырей. Монастырские хозяйства превращались в совхозы. Монашествующие выселялись из обителей. В них устраивали общежития, архивы, музеи, детские дома, концлагеря.
Антониево-Сийский монастырь не стал исключением. В 1920 году на территории его была организована Губернская детская трудовая колония им. III Интернационала.
Сийский монастырь в начале ХХ века. Фото из частного архива.
Создание детских домов было насущной необходимостью нового государства. За годы Первой мировой и гражданской войн, тяжелых лет разрухи и голода тысячи детей оказались без родителей (к 1922 г. в России насчитывалось от 4,5 до 7 млн. беспризорных).
С первых же лет новая власть начала создавать детские дома. Появлялись также детские трудовые колонии, коммуны, детские городки. Только в Архангельске существовало около десятка детских домов, куда помещали детей не только нашего края, но и других губерний России, охваченных голодом.
В Сийском монастыре детская трудовая колония организована по решению Губнарпроса летом 1920 года.
Под колонию была выделена собственно монастырская территория, со всеми церковными и келейными строениями. За пределами ограды, рядом с монастырем, тоже на бывших землях обители, находился Сийский совхоз.
Заведующим колонией назначен Епифаний Николаевич Николаев, который был направлен 26 июля в Сию «для оборудования помещения». В его мандате указывалось, что «все местные власти должны оказывать всемерную помощь в выполнении задания», поскольку «дети Сийской колонии пользуются всеми правами Красной Армии в первую очередь»[1]. В течение летних месяцев 1920 г. были выданы мандаты, удостоверения и другим сотрудникам будущей колонии.
Учителями и воспитателями в Сию направлены Павловская Нина Николаевна, Коноплев Григорий Нестерович, Ведринский Александр Иванович, Дикарев Яков Антонович, Кокорекин Василий Федорович, Венедиктов Владимир Андреевич, Гринев Николай[2]. Это были молодые, не старше сорока лет, учителя основных школьных дисциплин: русской словесности, математики, химии, географии — со знанием иностранных языков.
Большинство командированных учителей, судя по всему, — выходцы из южных губерний России[3]. Кроме преподавателей, в колонию были направлены в качестве фельдшера Зыков Петр Михайлович, «действительный медик 3-го курса Московского университета», Козловский Дмитрий, «временно командированный Губотделом Нарпроса для работ в сапожной мастерской», корзиночный мастер Овчинников Егор Степанович[4].
Для обслуживания детей колонии из жителей окрестных деревень были наняты няни, кухарки, сиделка, повар, прачки, сторож и дворник[5]. Не исключено, что некоторые работники привлечены из Холмогорского лагеря принудработ, о чем можно говорить на основании прошения Архгубнаробраза от 9 июля «о командировании из лагеря в Сийскую трудовую колонию под ответственность Совета колонии кастеляншу, сапожного мастера, столяра и двух школьных работников»[6].
Уже в июле в колонии по спискам проходило 88 воспитанников, из них 19 девочек и 69 мальчиков. Социальный состав различный: 59 крестьянских детей, 8 из рабочих семей и 21 из семей «советских служащих». Самому младшему было 2 года, а старшему 18 лет[7]. Но в основном это были подростки 10-13 лет. В первые месяцы, согласно документам, большинство детей были мурманчанами[8]. Вероятней всего, детский коллектив колонии составили дети переведенного в Сию архангельского дома трудолюбия, где в июне 1920 г. находилось 50 человек[9]. Этим, вероятно, объясняется и значительное различие детей в возрасте. В дальнейшем педагогический коллектив колонии не раз просил губернские центральные органы направлять детей только старше семи лет.
Со временем число воспитанников пополнялось беспризорниками через распределительный пункт при Комиссии несовершеннолетних. Многие из них, оказавшись без родительского дома, вынуждены были воровать — озлобившись, сбивались в группы, хулиганили, устраивали дикие драки. В октябре 1920 г. из колонии сбежали двое воспитанников, присланных из Архангельска[10], а в ноябре за хулиганские действия исключены и отправлены на распределительный пункт морально-дефективных детей шестеро человек[11].
Кроме того, в колонию попадали дети с психическими расстройствами («эпилептики, глухонемые и идиоты», как указано в докладных записках[12]).
Принимали также крестьянских детей из окрестных деревень, родители которых погибли или заняты на советской работе. Среди воспитанников были не только сироты, но и дети, лишенные по какой-либо причине родительской заботы, а также дети работников колонии[13]. Некоторые впоследствии возвращались к родителям[14].
С первых же месяцев число воспитанников постоянно пополнялось. К 1921 году в Сийской колонии было уже 100 детей[15], а к лету 1921 года —130[16].
Учебные занятия планировалось начать 21 октября 1920 года.[17] Воспитанники распределялись по группам: дошкольная, умственно-отсталая, 4 школьных[18]. В первой группе обучали арифметике, русскому языку, чтению, пению, чистописанию, рисованию; у второй группы дополнительно вводились природоведение и география. В школьных группах, кроме основных дисциплин, планировалось начать преподавание геометрии, алгебры, французского и немецкого языков. Однако из-за отсутствия необходимых пособий занятия решено было отложить.
С 1921 г. в школьных группах, помимо основных предметов, начали преподавать политическую грамоту, историю и новые языки[19]. Занятия в классах проводились с понедельника по субботу, три урока в день. Урок длился 35 минут. После первого из них в течение часа дети были заняты физическими работами на воздухе или в мастерских. В четверг и субботу эти работы заменялись общим пением[20]. Кроме воспитанников колонии, школу могли посещать дети окрестных деревень. При этом даже предусматривалось выдавать обувь детям неимущих поселян[21].
На первом заседании школьного совета трудовой колонии, состоявшемся 10 октября 1920 года, были определены основные правила жизни воспитанников, установлен распорядок дня: 7.00 — подъем, до 8.00 — уборка помещения, умывание и пр.; 8.00 — чай. 9.00-11.30 — классные занятия. 12.00 — обед; до 14.00 — полный отдых. 14.00-14.35 — классные занятия. 15.00-16.00 — уборка помещения. 16.00 — чай. 16.00-18.00 — физические занятия на воздухе и в мастерских, 19.00 — ужин[22].
Создание детской трудовой колонии в Сийском монастыре предполагало не только борьбу с беспризорностью, но и создание образцового «питомника» — «в полном смысле слова детского городка Губернии», где взращиваются и пестуются «люди будущего», где труд можно связать с наукой, «воспитать будущих граждан в духе коммунистического хозяйства». Цели определили и название учреждения — Сийская трудовая детская колония им. III Интернационала.
Позднее даже каждому корпусу будет присвоено имя одного из вождей революции: в корпусе «им. Ленина» на нижнем этаже находились детские спальни, комната для дежурного воспитателя, слабых детей, комната для умывания, для занятий дошкольной группы, кабинет природоведения; в здании «им. тов. Урицкого» располагался лазарет; помещения для классов находились в корпусе «им. тов. Троцкого», столовая — «им. тов. Луначарского»[23].
Неоднородный состав детского коллектива осложнял организаторам достижение поставленной цели — сделать из детской трудовой колонии «образцовый коммунистический питомник». Воспитанники дошкольного возраста требовали дополнительной заботы. Для больных необходимо было привлечь особый медицинский персонал, который в те годы было сложно найти в провинции. Для работы с трудными подростками требовались определенные педагогические навыки воспитателей.
Большинство воспитанников были сильно ослаблены, страдали цингой, рахитом, кожными заболеваниями. Дети часто болели. В первые месяцы произошло трагическое событие — один из мальчиков простудился и умер от воспаления легких[24].
Несмотря на все эти трудности, работники колонии всеми силами пытались превратить приют в «образцовый дом будущего». Помимо школьных предметов, прилагались усилия для открытия различных мастерских (сапожной, швейной, плетения корзин), где дети могли получить трудовые навыки и обучиться ремеслу. Планировали также занятия огородничеством и животноводством. Однако отсутствие материальной базы и земельного надела не позволили осуществить намеченное.
Много стараний прилагали работники колонии для сплочения детей, создания коллектива, организации досуга, воспитания в детях чувства товарищества, формирования нового революционного сознания.
В первый же год, осенью 1920-го, педагогический совет колонии организовал празднование 3-й годовщины революции. Был разработан сценарий праздника. Согласно сценарию, 7 ноября в 10 часов дети под руководством воспитателей с плакатами и флагами собрались у арки бывших монастырских ворот. Сюда же прибыла «депутация граждан окружающих деревень». Затем собравшиеся с пением Интернационала прошли по улицам ближайших деревень. После демонстрации возле монастырских ворот состоялся митинг, речи произносили заведующий колонией Е.Н. Николаев и все желающие. По окончании митинга дети и депутация направились в клуб, там под аккомпанемент рояля пели «Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу» и другие революционные песни, дети читали стихи. Воспитанники колонии и деревенские детишки обедали в столовой, «а депутация пила чай»[25].
К празднику было приурочено открытие в колонии революционного клуба и библиотеки, «доступную для всех граждан и гражданок окружающих селений, без права брать книги домой»[26]. Библиотекарем назначен учитель Венедиктов[27]. Дети могли приходить в клуб каждый день до восьми вечера. После восьми в библиотеке занимались воспитатели и преподаватели. Кроме того, было принято решение открыть для взрослых окрестных деревень курсы ознакомления с различными техническими знаниями и приемами по сельскому хозяйству, а для неграмотных курсы грамоты[28].
В декабре в помещении клуба оборудовали сцену. Во время зимних каникул в колонии решено было устроить елку. На празднике, который состоялся 11 января, воспитанники показали спектакль «Охотники», подготовленный под руководством воспитателя-преподавателя Гринева Николая Афанасьевича. На представлении присутствовали воспитанники и сотрудники колонии, красноармейцы, рабочие 19-го дорожного отряда и жители Монастырского выселка. После спектакля дети колонии читали стихи. Праздник так всем понравился, что зрители просили повторить представление в другой день. И 16 января были показаны два спектакля: один — детьми, а второй — «Медведь» по Чехову — сотрудниками колонии[29].
В течение первого года устраивались и другие празднества, связанные с революционной историей России и мирового пролетариата. В феврале 1921 года отмечалось освобождение Архангельска от белогвардейцев, 12 марта — свержение самодержавия, а 18 марта — день Парижской Коммуны. Школьные занятия в эти дни отменялись, у ворот колонии устраивался митинг «с объяснением этого дня». Дети несли плакаты и флаги, вместе со взрослыми распевали революционные песни «Мы жертвою пали…», «Интернационал». Устраивали праздничный обед с увеличенной нормой питания и чем-нибудь вкусным (по тем временам это были кисель, какао и пироги)[30]. Вечером в клубе устраивался митинг, а затем был спектакль.
С лета 1921 г. педагогический коллектив начал готовиться к празднованию годовщины трудовой колонии, которое намечалось на 23 августа. Революционный энтузиазм сотрудников колонии в причастности к созиданию собственной новой истории выразился в решении изменить названия ближайших окрестностей, своеобразной перекодировке пространства. Еще в июне в Президиум Архгубисполкома было отправлено ходатайство о переименовании территории Сийского монастыря в «Красный Городок», а окружающих деревень «Монастырские выселки» в «Красные выселки». Событие это планировалось приурочить к годовщине открытия колонии[31].
В середине августа от губернского отдела народного образования в губпродком направлена заявка на особое продовольствие к празднику — сласти и орехи — «вне всякой нормы, чтобы дети названной колонии могли увековечить в своих сердцах основание Красного Городка, преобразованного из б. Сийского монастыря»[32]. Однако в связи с проблемами, вызванными подготовкой к новому учебному году, празднование этой даты перенесли на 7 ноября.
Повседневная жизнь колонии была наполнена многочисленными трудностями. Помещения, в которых располагалась детская коммуна, — келейные строения монастыря были мало приспособлены под детское учреждение, да и весьма ветхие. В небольших комнатах размещали по 15-20 детей, спали по двое-трое. А из Архангельска постоянно привозили новых воспитанников. В связи с этим осенью 1921 года часть школьных классов пришлось переоборудовать в спальные. Старые печи дымили, но помещения невозможно было проветрить из-за отсутствия форточек. Не хватало мебели, парт, школьных досок.
Скудное питание, нехватка одежды и обуви еще больше обостряли положение. Почти на каждом заседании педсовета решался вопрос об увеличении нормы питания, доведения ее до норм архангельских детских домов. Положение было, видимо, настолько критическим, что в феврале 1921 года пришлось срочно увеличить нормы питания без согласования с губернскими властями. Чтобы хоть как-то улучшить питание детей, сотрудникам колонии приходилось порой самим заниматься поисками продовольствия в окрестных селениях. Но через два месяца из-за нехватки продуктов усиленное питание оставили только для больных и ослабленных детей.
Определенную помощь колонии оказывал совхоз, в хозяйстве которого были коровы и огород для выращивания семян для нужд губернии.
Но отношения детской колонии и совхоза складывались непросто. Полуголодная детвора, подстрекаемая трудными подростками, регулярно совершала «набеги» на совхозные огороды. Совхоз жаловался в губернские органы, что руководство коммуны плохо справляется с воспитанием детей. Воспитатели считали, что совхоз провоцирует ребят на воровство тем, что недостаточно снабжает молоком и овощами[33].
Недостаток помещений, сложности в организации ремесленных мастерских не позволяли должным образом организовать досуг воспитанников. Трудные подростки били стекла, обменивали имеющуюся обувь и одежду на хлеб и махорку, воровали на совхозном огороде овощи. Нередко злостных нарушителей возвращали в Архангельск в детские приемники Комиссии по делам несовершеннолетних.
Работа трудовой колонии инспектировалась со стороны губернских органов. В феврале 1921 г. состоялось очередное заседание педсовета, на котором присутствовали член V Губернского съезда Советов Тимошенко, представитель Губернского отдела народного образования, отдела охраны детства Диатолович, член Комиссии по делам несовершеннолетних Шилов, представитель Сийского совхоза Рудный[34].
Кроме насущных проблем обеспечения питанием и одеждой, рассматривались и другие вопросы, связанные с «созданием благоустроенного культурного уголка», превращением детского дома в настоящую трудовую коммуну. В резолюции отмечалось, что для этого необходимо отремонтировать помещения «в целях расширения и улучшения вмещаемости колонии», пополнить штаты воспитателей и учителей, «изъять всех дошкольников как несоответствующий элемент», не направлять в колонию хронически больных детей[35]. Инспекторы отме
чали: «наблюдая огромные труды, инициативу, заботу и любовь, которые создали в б. монастыре благоустроенный, культурный уголок при невероятно тяжелых условиях, собравшиеся выражают свою искреннюю благодарность заведующему колонией Николаеву и преподавателям-воспитателям за хорошее состояние как всей колонии, так и учебно-воспитательного дела в ней». Заседание закрылось пением «Интернационала».
Однако к началу нового учебного года проблемы решены не были. Запланированный на лето ремонт помещений, несмотря на наличие стройматериалов, затягивался. Были проведены лишь подготовительные работы — разобраны полы и вынуты старые оконные рамы. Пополнился штат учителей за счет вновь прибывших Цыварева (учителя политической грамоты), Ивановой, Харитоновой. При общей нехватке помещений встал вопрос о квартирах. Руководство колонии при поддержке губернских властей обратилось за помощью к совхозу, который обещал выделить необходимые помещения для классов после отъезда красноармейцев из здания гостиницы[36].
В полном отчаянии педагогический коллектив в сентябре 1921 года отправляет в Губернский отдел народного образования письмо о бедственном положении коммуны, отмечается, что «детский мир и жизнь колонии в высшей степени тягостны, бедны и жалки»[37].
Цыварев Александр Петрович — учитель Сийской детской колонии. Родился в 1860 году — д. Копалинская Шенкурского уезда. Профессиональный революционер, участник Гражданской войны на Севере. В 1918 г. — член Архангельского горкома РКП(б). Заведовал финансовым отделом Архангельского губисполкома. В 1920 г. — 1-й секретарь Арх. губкома РКП(б). В 1920 г. — следователь Донецкого, затем Пятигорского ЧК. С 1921 г. — учитель в Сийской детской колонии. С 1922 г. — финансовый работник Коми обл. и Арх. губ. С 1926 г. — персональный пенсионер. Умер в 1930 г. в Пятигорске. Фото АОКМ.
Губернские власти были обеспокоены положением дел в Сийской коммуне. Судя по всему, в начале осени 1921 г. в колонии побывала комиссия проверяющих. На основании доклада комиссии члены бюро Архгубисполкома сделали вывод, «что постановка дела в указанной колонии стоит далеко не на надлежащей высоте»[38]. В конце октября 1921 года на заседании Президиума Архгубисполкома было принято решение о передаче Сийской детской колонии в непосредственное ведение Холмогорского отдела народного образования, оставив контроль и общее руководство за Губоно[39].
Повлиять на решение губернских властей попытались отделы соцзащиты и просвещения. Их участие было продиктовано директивами созданной в начале 1921 г. вместо Совета защиты детей Наркомпроса Комиссии по улучшению жизни детей (Деткомиссия ВЦИК, известная как ДЧК), которую возглавил в феврале 1921 года Дзержинский. В состав этой Комиссии наряду с представителями других ведомств входили и представители Наркомпросса и соцзащиты. Деткомиссия, созданная в рамках ВЧК, была более дееспособной, могла действовать более решительно, используя силовой аппарат.
Осенью 1921 г. в колонию для очередной проверки был командирован инструктор-организатор Губсоцвоса В.И. Плотников. В его докладе анализировались причины неблагополучия коммуны и предлагался путь решения проблем — объединить трудовую колонию и существующий Сийский совхоз. Такое объединение, по мнению инспектора, помогло бы решить проблему трудового воспитания детей и обучения их рабочим специальностям: в совхозе, кроме фермы и огорода, имелись столярная, кузнечно-слесарная и сапожная мастерские. Совхоз, в свою очередь, смог бы полностью реализовать свою материальную базу и перейти к самообеспечению, а не существовать за счет государства. «В ином случае, с переходом колонии в ведение Уоно, колония должна потерпеть аварию и участь ее довольно печальна, поскольку уезд не обладает возможностями для ее материальной поддержки. Колония должна стать для бесприютных детей не только убежищем от голода и холода, она должна быть вместе с этим хорошей показательной школой и воспитательной базой во всех отношениях», — отмечал в своем заключении В.И. Плотников[40].
Губернский отдел просвещения, куда постоянно поступали новые сведения о росте числа бездомных детей, также пытался сохранить в Сие приют, уверяя, что он стал «культурно-просветительским центром для всего окрестного населения»[41]. В докладе представителя Губпросса в президиум Архгубисполкома отмечались как определенные успехи руководства колонии, так и проблемы в создании жизнеспособной и крепкой коммуны. Предлагалось все земельные угодья (около 18 десятин земли), инвентарь, помещения и службы совхоза передать в распоряжение Губпросса для дальнейшего расширения и развития детской трудовой коммуны.
Но даже вторичное ходатайство о передаче земель в ведение трудовой колонии не повлияло на решение президиума Архгубисполкома. В течение 1922 г. детская трудовая коммуна в Сие была закрыта и расформирована, а дети переведены в архангельские детские дома.
Летом 1923 г. на территории Сийского монастыря был открыт дом отдыха.
1934 год. Обезглавленный монастырь. Фото из частного архива.
Организация в Сие образцовой трудовой детской коммуны провалилась. Идея связать труд с наукой, воспитать будущих граждан в духе коммунизма оказалась бесплодной. Как и многие другие начинания Советов.
[1] ГААО. Оп.1. Д.197. Л.3.
[2] Там же. Оп.1. Д.197. ЛЛ.8,9,10,12,13.
[3] Согласно списку с неполными анкетными данными, они были выходцами Кубанской, Черниговской областей, Баку. ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.197. Л.2.
[4] Там же. Оп.1. Д.197. ЛЛ.1,5,7.
[5] Там же. Оп.1. Д.197. Л.1; Оп.1. Д.307. Л.23.
[6] Там же. Оп.1. Д.197. Л.25.
[7] Там же. Оп.1. Д.197. Л.15-16.
[8] Там же. Оп.1. Д.307. Л.31-32.
[9] Там же. Оп.1. Д.372. Л.2.
[10] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.17.
[11] Там же. Оп.1. Д.307. Л.1.
[12] Там же, Оп.1 Д.307. Л.31-32.
[13] Например, в число воспитанников колонии были зачислены дети нанятой на работу няни. — ГААО. Ф. 273. Оп.1. Д.307. Л.1.
[14] Там же. Оп.1. Д.307. Л.34.
[15] Там же. Оп.1. Д.307. Л.43-44.
[16] Там же. Оп.1. Д.556. Л.2.
[17] Там же. Оп.1. Д.307. Л.17.
[18] Там же. Оп.1. Д.307. Л.21-22.
[19] Там же. Оп.1. Д.556. Л.1 об.
[20] Там же. Оп.1. Д.307. Л.19-20.
[21] Там же. Оп.1. Д.307. Л.24.
[22] ГААО. Ф.273, оп.1 д.307. Л.21-22.
[23] Там же.
[24] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.197. Л.19-20.
[25] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.26-об.
[26] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.24.
[27] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.21.
[28] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.24.
[29] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.61.
[30] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.273. Л.80об.
[31] Вопрос о переименовании Сийского монастыря и окружающих деревень рассматривался еще в ноябре 1920 г. — ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.24. Ходатайство направлено 14 июня 1921 г. — ГААО. Оп.1. Д.197. Л.33.
[32] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.197. Л.37.
[33] Согласно письму сотрудников колонии в Губернский отдел народного образования, совхоз ежедневно выделял по 25-30 фунтов (12 л) молока на 130 воспитанников коммуны.— ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.556. Л.2об.
[34] Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.31.
[35] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.307. Л.31-32.
[36] ГААО. Ф.279. оп.1. Д.556. Л.5об.
[37] Там же. Л.2.
[38] Там же. Л.15.
[39] Там же.
[40] ГААО. Ф.273. Оп.1. Д.572. Л.7об.
[41] ГААО. Ф. 273. Оп.1. Д. 852. Л. 5 об.